Наследники легенд - Страница 60

Нет, год - это слишком долго. Истман почесал щенка за ухом, не сдержавшись, поднял на руки и прижал к груди так сильно, что Лим жалобно заскулил, но после лизнул лицо хозяина, снимая шершавым языком покатившуюся по щеке слезу…

Нож легко вошел в маленькое тельце и так же легко вышел. Щенок громко взвизгнул, а стоящий на коленях человек тихо завыл. Но всё же довел обряд до конца. Потом стянул с рукоятки и надел на безымянный палец кольцо, затер следы на земле и отнес труп пса к старому колодцу. Кажется еще говорил о чем-то с мертвой собакой, прежде чем сбросить её вниз.

У фонтана он умылся, привел, насколько это было возможно, в порядок одежду, прополоскал рот, чтоб избавиться от гадкого привкуса, и старался не думать о том, что всё это, может быть, зря, что книги врут, а легенда о силе мира - всего лишь глупая старая сказка.

- Ваше высочество! Где вы были? Ваша матушка места себе не находит!

Судьба давала шанс организовать проверку немедленно - на пустой алее, освещаемой яркой луной, его встречал ненавистный материн маг.

- О, боги! - картинно заломил руки пригретый доверчивой принцессой лжец. - Вас кто-то обидел? Вы плакали? А это у вас на рукаве - кровь? Во имя всего святого, что случилось?

- Я убил Лима.

- Что? - решил, что ослышался, чародей.

- Я. Убил. Своего. Пса. И всё из-за тебя, урод! Из-за тебя!

Непростой это был нож. Не потребовалось усилий, чтобы вогнать его по рукоять в грудь целителя. А кольцо вдруг впилось в палец раскаленными иглами, и по телу прошел жар.

Истман готовился к этому дню, читал магические трактаты, запоминал рисунки плетений, заклинания и жесты, чтобы знать, что делать, когда получит желанную силу. Одна из книжных формул пришлась кстати, и воссоздав её с третьего раза он распылил труп мага. Его никогда не найдут.

- Истман, милый, где ты был так поздно?

- В парке, матушка. Мой щенок убежал, и я пытался его найти. Но…

- Не расстраивайся, дорогой, это же собака. Погуляет и вернется. Весна странно действует на животных. Кошка тэсс Алис сегодня тоже сбежала. Два часа не могли её отыскать, а недавно она, как ни в чём не бывало, появилась в малой гостиной. И Лим вернется, вот увидишь.

Через три дня кошка фрейлины снова пропала. Навсегда…

Ночью он смог подняться. Встал на четвереньки и, сжимая в руке нож, пополз к тому месту, где спали колдунья с внуком. Хватит, пора. Не было уже сил терпеть её трескотню, и все эти унизительные процедуры. Не было сил сдерживать дрожь в теле и бороться с выжигающим нутро желанием. Время пришло. Сейчас. Пусть на несколько часов, пусть даже на несколько минут, но силы, которую он отберет у ведьмы хватит на то, чтобы унять эту жажду. А потом он пойдёт дальше, найдёт еще кого-нибудь. А потом ещё. И ещё…

Жизнь давно уже разделена напополам: либо он слаб и беспомощен, мучимый иссушающими тело и мозг желаниями, либо могуществен и пьян от разлившегося в крови чужого дара. И второе куда приятнее первого, а третьего не дано.

Ольгери лежала на боку, положив под голову сумку и прижимая к себе свернувшегося продрогшим котенком внука. Отшвырнуть мальчишку и вогнать нож её в сердце… Но Истман вдруг подумал, что мальчик тоже может нести в себе частичку дара. Небольшую, но сейчас каждая капелька пригодится, даже самая маленькая. Не было силы для замаха, но нож легко скользнул между ребер, а вторая рука мужчины зажала ребенку рот - лишняя мера предосторожности, Сайли не издал ни звука, только дернулся, всего раз, и затих. Но Истман не почувствовал ничего. Мальчишка был пустышкой. Он оттолкнул его, перевернув на живот, заворочалась Ольгери и, наверное, уже готова была открыть глаза, когда Убийца Магов вошел в её грудь. Женщина всхлипнула, затряслось в предсмертной судороге тело… Истман вздрогнул. Ничего, он ничего не почувствовал, ни жара чужой силы, ни знакомого чувства всевластия и вседозволенности - ничего.

- Что-то не так, ваше величество? - усмехнулся возникший рядом Брунис. - Ножечек не помогает? Силы не даёт? И не даст. Потому что вся сила теперь моя! Моя!

Маг расхохотался, и от этого смеха взорвались болью виски и поплыли радужные круги перед глазами, прежде чем на Истмана рухнула тьма.

- И что тебе не лежалось? - мокрая тряпка шмякнулась на лоб. - Позвал бы, если нужно чего было, у меня сон чуткий.

Колдунья. Живая и невредимая. Снова бубнит что-то себе под нос, снова поит горькими травами… Как же хорошо! А ночью… Ночью был просто кошмарный сон. И Брунис, и его слова о силе. Не может она вся принадлежать ему, даже если он добрался до костей Велерины. У Ольгери есть. А значит и у него, у Истмана, будет. Немного попозже будет, когда окрепнет и не станет терять сознание, проползши каких-то три гиара.

- Не будет дела, - вздохнула травница. - Квелый совсем. Эдак до самой Черты тащить тебя придётся. Давай-ка мы вот что… Да брось ты дрянь эту!

Цепкие сильные пальцы вырвали из руки заветный нож и отбросили в сторону.

- Зря я тебе его дала, - перебила Ольгери возмущенное мычание. - На недобрую память. От такой памяти злоба одна, сны тревожные. Забывать нужно. Забвение - вот лучшая месть.

- Чем лучшая? - прохрипел Истман, не сводя глаз с упавшего в траву оружия.

- Для тебя лучше, для души твоей, для спокойствия.

Спокойней было бы видеть Бруниса с ножом в груди. А прежде самому вогнать этот нож по самую рукоять и отобрать у предателя его силу.

- Лежи, не дёргайся. Поглядим, что еще смогу.

От её ладоней пошло мягкое, умиротворяющее тепло. Глаза закрылись сами собой, а сознание приготовилось провалиться в светлый сон. Но сиплый кашель женщины вернул в реальность. Она побледнела, как-то разом осунулась, постарела будто на десять лет, отдав ему свою силу. Отдав. Сама.